Твои волосы пахнут клевером
И ещё земляникой в лугах
А мои, побелённые севером
Серебрятся уже на висках.
Ты такая красивая, тонкая
Кожа, чистая кровь с молоком
Только я пред такою девчёнкой
Ощущаю себя стариком.

Когда мы начинали жить вдвоем,
Во мне гнездились филины привольно,
Куда ни тронь, везде мне было больно,
И мхом зарос мой одинокий дом.

Но ты открыла окна на восток
И побелила серый потолок,
И рассчитала старых привидений.

Ты – праздник, ты – отметка по письму,
Ты красной нитью вплетена в тесьму
Всех будущих моих перерождений.

2

Ни канарейкой желтой, беспокойной
Я не был клюнут темя, ни орлом,
а чувств моих цветной металлолом
Вдруг громко звякнул, весело и больно.

Осел и начал плавиться. Душа
Мартеном раскаленным полыхала,
А полоса горячая стекала
И отливалась в имя. Хороша

Была и ты, и южная природа,
Дворняга на причале, ночь, погода,
И перезвон над Ялтой колокольный.

С тех пор есть Мы. Судьбу не изменить
Ни завязав узлы, ни спутав нить,
Ни рыбке золотой, самодовольной.

3

Ни рыбкой золотой самодовольной,
Предпочитавшей красных червяков,
Ни Сивкой-Буркой, с искрами подков,
я не был опекаем. Малосольным

похрустывая в кухне огурцом,
я сам придумывал законы выживанья,
все – сам, хотя и чувствуя вниманье
кого-то с непроявленным лицом.

5

Когда мы начинали жить вдвоем,
Шуршала осень листьями сухими,
И делались слепыми и глухими
Под мелким, нескончаемым дождем

Земля и небо. Но в сыром тумане
Мерцали золотые фонари,
И хризантемы – белые цари –
Огромными качали головами.

И был наш дом, веселый и пустой
Наполнен только музыкой простой,
И песнями, и чепухой привольной.

И закрывалась черная дыра
На месте сердца, где еще вчера
Во мне гнездились филины привольно.

6

Во мне гнездились филины привольно,
Я до сих пор счищаю их помет,
В ком жили птицы, тот меня поймет,
Особенно ночные. Недовольны

Малейшим светом – фыркают, пищат!
Царапаются! Пачкают! А запах!
Но если сдавят сердце в крепких лапах,
То сам запачкаешься – давят и молчат.

Они ушли, но – странный коленкор –
Я помню, как их звали. До сих пор
Я их зову невнятно и невольно.

Я, видно, их любил, хоть после них
Я был истерик, настоящий псих,
Куда ни тронь, везде мне было больно.

7

Куда ни тронь – везде мне было больно.
Обиды, травмы, шрамы, синяки,
Депрессия и приступы тоски,
Я был чумной, едва не малахольный.

Ел мало, улыбался невпопад,
Глушил чифир бессонными ночами,
И крыльев, шелестевших за плечами,
Не знал и цвета. То ли снегопад,

А то ли мгла печатью их покрыла.
Скорей, и то, и это. Больно было
Я надрывался пересохшим ртом.

Но отвечали мне лишь мгла и стены,
И набухали черной кровью вены,
И мхом порос мой одинокий дом.

8

И мхом зарос мой одинокий дом,
и плесенью, и пыльной паутиной.
Такою неприятною картиной
Та поразилась прежде, а потом

Взялась чирикать, баловаться, петь,
Сварила суп, открыла занавески,
И запах смерти, сладковато-резкий,
Стал ощутимо в комнатах слабеть.

А ты все хлопотала, веселилась
И сердце билось! билось! Билось!
И уходил проклятый холодок.

В последний раз явились ночью тени,
С худою торбой вяленых сомнений,
Но ты открыла окна на восток.

10

Однажды в мой полночный монолог
Вдруг врезался какой-то голос новый,
То ласковый и тихий, то суровый.
И я ответил. Перешел порог.

С тех пор идет наш долгий разговор,
И пусть он часто переходит в спор,
Мой собеседник мягок, без сомнений.

А ты, не успокоясь потолком,
от мелких бесов вычистила дом
и рассчитала старых привидений.

13

Ты красной нитью вплетена в тесьму,
Средь прочих нитей, черных и суровых,
Играешь и смеешься, и подковы
Мне находить на счастье ни к чему.

Ты дни сплетаешь в красную косу,
ты красным ночь изрисовала всю
И выкрасила утренние тени.

На дне души я спрячу этот цвет
На все года мои, на бездну лет
Всех будущих моих перерождений.

14

Всех будущих моих перерождений
Мне неизвестна цепь…

Аркадий Суров

А иногда хочется быть интеллигентной дамой,
Сшить длинное черное платье,
Купить черную водолазку,
Про которую Татьяна Толстая сказала,
Что их носят те, кто
Внутренне свободен.
Если курить, то непременно с мундштуком,
И чтоб это не выглядело
Нелепо.
Иногда подходить к шкафу,
Снимать с полки словарь,
чтоб только УТОЧНИТЬ слово,
говорить в трубку: «Мне надо закончить статью,
сегодня звонил редактор»,
Рассуждать об умном на фуршетах,
А на груди, и в ушах чтоб
- старинное серебро
С розовыми кораллами
Или бирюзой.
Чтоб в дальнем кабинете
По коридору налево
сидел за компьютером муж-ученый,
Любовь с которым
Продолжалась бы вечно.
Чтоб все говорили
«Высокие отношения».
Чтоб положив книжку
на прикроватный столик,
перед тем, как выключить свет в спальне,
он замечал:
Дорогая, ты выглядишь бледной,
Сходи завтра к профессору
Мурмуленскому.
Непременно.

А иногда просто необходимо быть
Холодной расчетливой сукой.
И большой начальницей,
Чтоб все в офисе показывали пальцем
И так и говорили новеньким:
Она холодная расчетливая сука,
Пойдет по трупам.
Ну, зачем так грубо?
И зачем же сразу «по трупам»?
А вы, девушка уволены…
"Кажется, я ясно ставила задачу",
Называть красивых секретарш
«дурочками»,
Прямо в глаза.
Не потому что дурочки,
а потому, что красивые.
Топ-менеджерскую зарплату
Тратить на элитную косметику,
И чтоб золотых карт миллион,
С сумасшедшими скидками…
Коллекционировать современное искусство,
Развешивать его
По голым стенам в кабинете
И в огромной пустой квартире,
Где на сушилке на кухне
Одна чашка, одна ложка
И две табуретки
у барной стойки.
Говорить мужчине:
Жалкий неудачник,
То есть нет – лууууууузер.
Утверждать, что мастурбация
- дело всенародное,
И спать с котом,
(«он же член семьи!»),
Которого кормит домработница.

А иногда хочется быть такой своей для всех
В доску.
С короткой стрижкой,
И красить волосы, губы и ногти оранжевым,
И ходить в больших зеленых ботинках,
С индийской сумкой-торбой,
С наушниками в ушах,
С веревочками на запястье,
Все время везде опаздывать,
Вопить в курилке:
«Я такую кофейню открыла!»,
«Вы пробовали холотропное дыхание? –
Отвал башки!»
И чтоб аж дым из ушей.
Захлебываться от впечатлений,
Не успевать спать,
Собираться на Гоа
В феврале.
Сидеть в офисе за "маком",
Вокруг чтоб все увешано
разноцветными стикерами
с напоминаниями: «придумать подарок Машке»,
«напомнить Витьке про ужин в среду»,
«купить новые лыжи».
На рабочем столе чтоб фотографии детей
В бассейне и в океане,
Портреты собаки – лабрадор (почившей),
И бородатого мужчины в странной желтой шапочке.
Быть всю жизнь замужем
За одноклассником,
Который за двадцать лет, представьте
Так и не выкинул
Ни одного фортеля.
Да еще и мирится со всеми этими
Друзьями, вечеринками, транжирством
И немытой посудой.
«Ты заедешь за мной в восемь?»
«Конечно, зая».

А иногда хочется побриться на лыску,
И повязать платочек,
Вымыться в бане хозяйственным мылом,
Но пахнуть какими-нибудь
Травками,
Полынью там, или мятой.
Научиться молиться,
Читать жития святых,
Соблюдать посты,
Назвать сына Серафимом,
Подставлять, хотя бы мысленно,
другую щеку,
«Ты этого хотел. Так. Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня
- целую».
Излучать доброжелательность,
И чтоб не натужно так
Сиять от внутренней гармонии.
Принести из церкви святую воду в баллоне,
Поставить ее в холодильник,
И когда муторно на душе
Умываться ею
И советовать мамашам,
Что если у ребенка температура,
Достаточно просто сбрызнуть,
И чтоб это действительно помогало.

А еще ужасно хочется пойти в официантки,
Купить накладные ресницы,
И полное
Собрание сочинений
Дарьи Донцовой.
Научиться ходить на каблуках
Флиртовать с посетителями,
Чтоб они больше
Оставляли на чай,
Говорить: а вот попробуйте еще «карпаччо»,
Уж очень оно у нас замечательное.
Ходить в кино,
Копить на машину.
Бросить бармена,
Закрутить с поваром-итальянцем,
Висеть на доске почета,
Как работник, раскрутивший максимальное число лохов
На дорогое французское вино,
Которое, они сроду не отличат,
От крымского.
Пить сколько хочешь горячего шоколада
Из кофе-машины,
И уже разлюбить греческий салат.

А что мы имеем на деле?
Пока только
Черную водолазку.

Не знаю кто

Кухонный нож...
В коленках - дрожь...
Глаза - отчаянны...
Зачем пришёл?
Уткнулась в стол,
И чашка чайная

Разбилась вдрызг...
Я - твой каприз!

Я - степь безлунная.
Я - губы в кровь.
Я - вой волков.
Я - нервы струнами.

Я - ночь-беда.
Иди туда,
Где ждать - обязаны.
Зачем - ко мне?
Спиной - к стене,
И тушь размазана...

Остался шаг.
Звериный страх...
Нож звякнул, падая...
Ладонь - к губам...
Ловлю слова...
"Другой не надо мне!.."

Все сны смешав,
Ползёт, шурша,
На платье молния...
Да кто поймёт,
Что твой полёт -
Моя агония?
............

Опять с утра
В кухонном бра
Проснулась лампочка...

Вслед хлопнет дверь...

А я
тебе
купила....

тапочки....

ТЫ ПОМНИШЬ?


* * *

Посмотри — эта ночь не хуже,
чем в наше лето.
Ты тогда записал
на тетрадном обрывке чистом,
Что, коль бог наделил тебя
крохами интеллекта,
То, наверное, черт
к нему инструкцию свистнул.

Книжный червь — и смутьян,
по московским дворам скиталец,
Где неважно, кто встретится первой —
смерть иль девица,
Так настойчиво мною
вымечтанный красавец,
Что тебе ничего не осталось —
только явиться;

Балагур, выпускник способный
бессчетных спален,
Вдруг меня приручать задумавший
терпеливо, —
Я любила тебя.
И спасибо, что ты оставил
Мне возможность любить другого
после разрыва.

Над самим же тобою
ночь отливает сталью,
А из всех Медведиц
в окошке — всегда Большая.
И сжимается сердце,
когда случайно представлю,
Как храпишь один в темноте,
никому не мешая.

Знай, что мне в эту ночь
опять по тебе не спится,
И тоски этой хватит, наверное,
лет на двадцать.
Да светится твоя
неправедная зарница —
Всех других нарядней,
уж можешь не сомневаться!..

Вкус узнавший всего земного
И до жизни жадный опять,
Обладающий всем и снова
Все боящийся потерять.

Дм. Кедрин.

Ты делаешь подарки, к ним спешишь,
Волнуешься и дружбой дорожишь.
Приходишь, помогаешь им в беде...
Ты плачешь... А друзья сегодня где?
Когда не на машине, а в долгах...
Когда не над землею, а в ногах,

Ты присмотрись, кто рядышком с тобой,
Вот это друг подаренный судьбой.
А те, кто хохотали в унисон,
И тратили с тобою миллион,
Сегодня будут так же хохотать,
С твоим врагом тебя же обсуждать...

У радости всегда друзей полно,
Но в тот момент, когда в душе темно,
Из десяти останется один,
Кто рядышком без выгодных причин,
А потому что в нем душа живёт,
Которая без слов тебя поймёт.
А остальных отшей, ведь их душа...
Не стоит, к сожалению, ни гроша.
Не трать себя на всех, а посмотри,
В ком солнце не снаружи , а внутри.
Запомни - не бывает сто друзей,
Но есть один, кто этих ста верней!